ДЕНЬ 4
/.../
Хагрид расслабленно сидел в слагхорнокресле в гостиной, вытянув ноги вдоль стены, чтобы о них никто не споткнулся, и отдыхал.
Вчера, отобрав у невинного Локхарта кисть, они славно распили на четверых бутыль виски. Виски, кажется, назывался "Белая лошадь", и под конец в голове у Рубеуса действительно начал ржать и топать целый табун. Однако чего не сделаешь ради борьбы с энтропией драконов! Флетчер поведал какую-то увлекательную историю о том, как он в Лютном переулке ухитрился обменять пять раковин каури и сломанный ножик на волшебное блюдо, по которому каталось яблоко и показывало интересующие заказчика вещи, как в колдовизоре. Как ему удалось это провернуть, Данг, кажется, и сам не знал. Мистер Блэк слушал Флетчера с несколько снисходительным выражением лица, но оно и понятно, учитывая, кто он есть, что ему какой-то товарный обмен. Хагриду периодически мучительно хотелось спросить у Смерти то о том, как в их канцелярии учитывается такой феномен, как Агасфер, то о том, как же он успевает одновременно в разные точки земного шара - не клонируется же? - но он помнил, что обещал больше не доставать его вопросами. По крайней мере, попытаться.
Потом в пляс пустились стаканы из Дурмштранга, которые он принес в подарок, но это было вполне объяснимо - их ведь на это и зачаровали. Вместе с ними начали танцевать чашки, ложки, тарелки, поварешки и даже чайник, что явно свидетельствовало о заразности заклятия. Потом Хагрид зачем-то повязал Уайт Спириту на голову бандану и очень смутился, поняв, что это бандана Смерти. Тут он принял решение, что пора уже им с Флетчером в постель, да и бутылка закончилась, и претворил решение в жизнь. В смысле, Хагрид пошел в свою постель, а Данг, наверное, в свою.
/.../
Грустно и тревожно стало вдруг Молли, вышла она в сад. На улице был туман, утреннее солнце проглядывало расплывчатым шаром. Дошла она до границы, где воздух стал упругим, как батут. Остановилась у высокой ели, на которой синицы деловито клевали шишку.
И вышло к ней маленькое печальное существо, и сказало:
- Ябывшая чуйка Аффаран твоя интуиция, который день говорю тебе, Снегурочка — Долиш, расскажи это всем.
И вышло к ней маленькое печальное существо, и сказало:
- Я
Хагрид расслабленно сидел в слагхорнокресле в гостиной, вытянув ноги вдоль стены, чтобы о них никто не споткнулся, и отдыхал.
Вчера, отобрав у невинного Локхарта кисть, они славно распили на четверых бутыль виски. Виски, кажется, назывался "Белая лошадь", и под конец в голове у Рубеуса действительно начал ржать и топать целый табун. Однако чего не сделаешь ради борьбы с энтропией драконов! Флетчер поведал какую-то увлекательную историю о том, как он в Лютном переулке ухитрился обменять пять раковин каури и сломанный ножик на волшебное блюдо, по которому каталось яблоко и показывало интересующие заказчика вещи, как в колдовизоре. Как ему удалось это провернуть, Данг, кажется, и сам не знал. Мистер Блэк слушал Флетчера с несколько снисходительным выражением лица, но оно и понятно, учитывая, кто он есть, что ему какой-то товарный обмен. Хагриду периодически мучительно хотелось спросить у Смерти то о том, как в их канцелярии учитывается такой феномен, как Агасфер, то о том, как же он успевает одновременно в разные точки земного шара - не клонируется же? - но он помнил, что обещал больше не доставать его вопросами. По крайней мере, попытаться.
Потом в пляс пустились стаканы из Дурмштранга, которые он принес в подарок, но это было вполне объяснимо - их ведь на это и зачаровали. Вместе с ними начали танцевать чашки, ложки, тарелки, поварешки и даже чайник, что явно свидетельствовало о заразности заклятия. Потом Хагрид зачем-то повязал Уайт Спириту на голову бандану и очень смутился, поняв, что это бандана Смерти. Тут он принял решение, что пора уже им с Флетчером в постель, да и бутылка закончилась, и претворил решение в жизнь. В смысле, Хагрид пошел в свою постель, а Данг, наверное, в свою.
Смерть остался сидеть в кресле. «Тысяча реаниматологов!» - лениво думал он. – «Так ведь и человеком стать недолго…»
Выпитый виски ласково плескался в желудке, окрашивая всё вокруг в тёплый оранжевый цвет. Яблоки на ёлке блестели неестественно круглыми боками, покачиваясь на проволочках, которыми были привязаны к веткам. Метель лепила на стекле круги и стрелы. Свеча горела на столе. Свеча горела… Танцующие чашки и ложки, которые Хагрид не потрудился расколдовать, тихонько позвякивали. Смерть поднял с пола чью-то палочку (наверное, Слагхорн обронил, впадая в спячку), вяло взмахнул ею, не утруждая себя заклинаниями. На столе воцарился порядок.
Тихо…
Смерть протянул руку к радиоприемнику, покрутил ручку громкости, прибавил звук. На маггловской волне старина Фредди пел «Death on two legs».
Все стрелки на зачарованных часах Молли Уизли указывали на пометку «В смертельной опасности». Смерть невесело усмехнулся. Люди… Все стрелки на всех ваших часах должны указывать на эту пометку круглосуточно, чтобы вы не забывали, что гуляете по лезвию бритвы.
«Хорошее словосочетание. Так можно было бы назвать какой-нибудь ангстовый фильм» - подумал Смерть. Фильмы он любил.
Особенно он любил фильмы с Шоном Бином… кстати, надо будет присвоить ему звание VIP и тоже вручить какой-нибудь кубок. Шутка ли – столько смертей в кадре. А какое разнообразие – то пуля в голову, то топор поперек шеи!..
Жаль, в Норе не нашлось телевизора – а было бы неплохо скоротать ночь в компании этой болтливой коробки. Человечки на экране – будто рыбки в аквариуме, такие однообразные, но такие забавные.
«Завести себе, что ли, какую-нибудь живность?» - нелогично подумал Смерть. – «Ты домой приходишь, а она тебе радуется…»
«Готичная должна быть живность» - заметил внутренний голос, - «Чтобы радоваться Смерти».
Вон, хоть ворона отсюда забрать… Хорошая птица, антуражная. Надеть ему на лапку перстень, а на перстне написать «И это пройдёт»… и пусть летит впереди. Чёрные крылья – черные вести…
- Птичка, пойдешь ко мне? – хрипло спросил Смерть. Ворон, сидящий на подоконнике, склонил голову на бок; умные черные глаза, крупные, как таблетки активированного угля, коротко блеснули.
- Nevermore.
- Поплюй ещё раз, - разочарованно поморщился Смерть. – Банальности тебе не к лицу.
Птица в ответ каркнула – словно рассмеялась, и пересела с подоконника к Смерти на плечо. Острые, как гвозди, когти оцарапали кожу.
Смерть прикинул, как бы назвать новообретенного питомца. Почти остановился на имени Родерик – два «р», очень ему подошло бы – но потом решил, что лучшее имя для ворона – всё-таки Ворон.
Часы пробили три. Ворон попросился на улицу – наверное, решил поохотиться, или просто постеснялся гадить в гостиной. Смерть поднялся из кресла, распахнул окно, подставляя лицо ветру. Ветер волок мириады колючих мелких снежинок и казался острым, как скальпель. Ворон сорвался с плеча, заложил крутой вираж над спящим домом, потом присел на яблоню, стряхнув с верхушки пушистую шапку снега. Луна на беспросветно-черном небе казалась дырой воронки, сквозь которую кто-то медленно вливал во двор густой перламутровый свет.
Смерть вернулся в кресло. Зачем-то достал из кармана блокнот, полистал его, хоть и знал, что ничего нового там не обнаружит... Нашел чистую страницу, макнул перо в глинтвейн, набросал новый список имен: Руфус Скримджер; Бонэм Мунго; Рокси Уизли; Джон Долиш. Долиша подчеркнул, Мунго обвел в рамочку, рядом со Скримджером вывел большой вопросительный знак. Закрыл блокнот.
Часы пробили четыре. Спать не хотелось. Было скучно. Смерть обвел глазами комнату, нашел брошенную у кресла книжицу с британским флагом на обложке. Открыл наугад. Попавшийся ему рассказ начинался словами «Северус Снейп снёс яйцо»*. Смерть тихонько икнул и захлопнул книгу.
Выпитый виски ласково плескался в желудке, окрашивая всё вокруг в тёплый оранжевый цвет. Яблоки на ёлке блестели неестественно круглыми боками, покачиваясь на проволочках, которыми были привязаны к веткам. Метель лепила на стекле круги и стрелы. Свеча горела на столе. Свеча горела… Танцующие чашки и ложки, которые Хагрид не потрудился расколдовать, тихонько позвякивали. Смерть поднял с пола чью-то палочку (наверное, Слагхорн обронил, впадая в спячку), вяло взмахнул ею, не утруждая себя заклинаниями. На столе воцарился порядок.
Тихо…
Смерть протянул руку к радиоприемнику, покрутил ручку громкости, прибавил звук. На маггловской волне старина Фредди пел «Death on two legs».
Все стрелки на зачарованных часах Молли Уизли указывали на пометку «В смертельной опасности». Смерть невесело усмехнулся. Люди… Все стрелки на всех ваших часах должны указывать на эту пометку круглосуточно, чтобы вы не забывали, что гуляете по лезвию бритвы.
«Хорошее словосочетание. Так можно было бы назвать какой-нибудь ангстовый фильм» - подумал Смерть. Фильмы он любил.
Особенно он любил фильмы с Шоном Бином… кстати, надо будет присвоить ему звание VIP и тоже вручить какой-нибудь кубок. Шутка ли – столько смертей в кадре. А какое разнообразие – то пуля в голову, то топор поперек шеи!..
Жаль, в Норе не нашлось телевизора – а было бы неплохо скоротать ночь в компании этой болтливой коробки. Человечки на экране – будто рыбки в аквариуме, такие однообразные, но такие забавные.
«Завести себе, что ли, какую-нибудь живность?» - нелогично подумал Смерть. – «Ты домой приходишь, а она тебе радуется…»
«Готичная должна быть живность» - заметил внутренний голос, - «Чтобы радоваться Смерти».
Вон, хоть ворона отсюда забрать… Хорошая птица, антуражная. Надеть ему на лапку перстень, а на перстне написать «И это пройдёт»… и пусть летит впереди. Чёрные крылья – черные вести…
- Птичка, пойдешь ко мне? – хрипло спросил Смерть. Ворон, сидящий на подоконнике, склонил голову на бок; умные черные глаза, крупные, как таблетки активированного угля, коротко блеснули.
- Nevermore.
- Поплюй ещё раз, - разочарованно поморщился Смерть. – Банальности тебе не к лицу.
Птица в ответ каркнула – словно рассмеялась, и пересела с подоконника к Смерти на плечо. Острые, как гвозди, когти оцарапали кожу.
Смерть прикинул, как бы назвать новообретенного питомца. Почти остановился на имени Родерик – два «р», очень ему подошло бы – но потом решил, что лучшее имя для ворона – всё-таки Ворон.
Часы пробили три. Ворон попросился на улицу – наверное, решил поохотиться, или просто постеснялся гадить в гостиной. Смерть поднялся из кресла, распахнул окно, подставляя лицо ветру. Ветер волок мириады колючих мелких снежинок и казался острым, как скальпель. Ворон сорвался с плеча, заложил крутой вираж над спящим домом, потом присел на яблоню, стряхнув с верхушки пушистую шапку снега. Луна на беспросветно-черном небе казалась дырой воронки, сквозь которую кто-то медленно вливал во двор густой перламутровый свет.
Смерть вернулся в кресло. Зачем-то достал из кармана блокнот, полистал его, хоть и знал, что ничего нового там не обнаружит... Нашел чистую страницу, макнул перо в глинтвейн, набросал новый список имен: Руфус Скримджер; Бонэм Мунго; Рокси Уизли; Джон Долиш. Долиша подчеркнул, Мунго обвел в рамочку, рядом со Скримджером вывел большой вопросительный знак. Закрыл блокнот.
Часы пробили четыре. Спать не хотелось. Было скучно. Смерть обвел глазами комнату, нашел брошенную у кресла книжицу с британским флагом на обложке. Открыл наугад. Попавшийся ему рассказ начинался словами «Северус Снейп снёс яйцо»*. Смерть тихонько икнул и захлопнул книгу.
==========
ДЕНЬ 5
/.../
/.../
Когда почтенные старцы Мунго и Бидль покончили с дедукцией и перешли к котлетам, Смерть покинул их общество, поднялся по лестнице и, бесшумно опустив дверную ручку, вошел в отведенную ему спальню.
Особенная тишина пустующих комнат – та, которая в обитаемых помещениях робко прячется по углам, - здесь была густой и осязаемой, хоть ложкой черпай. Смерть аккуратно прикрыл за собой дверь, подошел к застеленной кровати, вздымая с пола миниатюрные вихри и воронки тончайшей пыли, и лег поверх покрывала, вытянувшись во весь свой (немалый) рост. Паук, который как раз закончил натягивать сеть между столбиком кровати и вбитым в стену гвоздём, охренел от такого соседства и бросился наутёк. Смерть проводил его тусклым взглядом, а потом его глазные яблоки закатились, руки дернулись в короткой судороге и застыли вдоль тела, а челюсть расслабленно опустилась.
«Милый джентльмен», именовавший себя Джо Блэком, теперь мало чем отличался от мертвеца. Точнее, ничем не отличался. Сердце в грудной клетке было неподвижно, как осколок льда; и ни один, даже самый чувствительный прибор, не уловил бы электромагнитных волн внутри черепной коробки.
Да, внешняя оболочка, временное тело не нуждалось ни в отдыхе, ни в еде; но Смерть не учел одного: до сих пор ему ещё ни разу не приходилось оставаться в воплощенном состоянии так долго, не имея никакой подпитки. До сих пор он вообще об этом не думал, как не думает о пище дерево, прорастая корнями вглубь почвы; как не думает безмозглый зародыш внутри яйца, всасывая из окружающей его среды всё необходимое для жизни.
Смерть не жрал души, и тем более не пил из чашек кровь младенцев. Но всякий раз, когда он опускал ладонь на плечо объекта, душа, выходя наружу, отбрасывала слабый отсвет на всё вокруг, и Смерть непроизвольно впитывал это сияние, - оно подтверждало и поддерживало его бытие.
Теперь же, лишившись сил, он покинул тело «Джо Блэка» и стал тем, чем был на самом деле – то есть ничем. Не существом, а абстракцией, разлитой между атомов живой материи.
Под вечер ворон по имени Ворон влетел в приоткрытую створку окна, сел на грудь Блэка и хрипло сказал: «Зеррно! Зерррно! Снег…». Потом плюнул трижды через левое крыло, бросил говорить цитатами и негромко окликнул хозяина. Тот не отозвался. Ворон спрыгнул на кровать, потеребил холодную руку. Безвольные ладони Джо Блэка были как дохлые рыбы.
Ворон покачал головой – движение было совершенно не птичье – и вылетел за окно, мгновенно растворившись в заливших сад декабрьских сумерках.
===========
ДЕНЬ 6
Ворон метался над садом, выкрикивая поочередно слова «жопа», «вечность» и иногда почему-то «Смерть фашистским оккупантам». Такой паники он не испытывал даже тогда, когда его подруга (земля ей пухом) готовилась снести первое яйцо. Хотя, по-хорошему, паниковать было поздно: судя по всему, его новый хозяин каким-то непостижимым образом мёртв. В этом Ворону чудилась чудовищная логическая неувязка, возможно даже рекурсия, но думать об этом не было смысла. Надо было подумать о чем-то более полезном.
Будь его хозяин больной птицей, Ворон носил бы ему в клюве мелких рыбёшек, и мягких мышат. Что делать с больными людьми, он тоже более-менее представлял: видел, что их обыкновенно кормят с ложечки жидкой овсянкой и дают питьё из толстостенных керамических чашек, и заматывают им шею колючим шарфом, и пичкают лекарствами по часам, а если эти люди достаточно малы, им позволяют проситься на ручки и даже садиться на голову…
Но Джо Блэк не был ни больной птицей, ни даже больным человеком, а кем он был – Ворон сформулировать не умел. И потому летал над садом кругами, и вместо слова «жопа» у него то и дело получалось «вечность».
Скримджер вдруг понял, что давно не видел... Джо Блэка не видел давно. И птичка беспокоится...
"Не случилось ли с ним чего?" - обеспокоенно вякнул внутренний голос, и Скримджер еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Не случилось ли чего со Смертью, а то я что-то волнуюсь!
Тем не менее, он поднялся наверх и постучал в ту дверь, что вела в спальню, где разместили "мистера Блэка". Ответа не было. И на негромкий оклик - тоже. Поэтому, поколебавшись, Скримджер толкнул дверь. Она оказалась не заперта.
Такого ощущения Скримджер не испытывал никогда. В одну секунду он понял те чувства, что обуревали ворона.
Он умер. Он умереть не может. Но вот он, мертвый. Копец. Смерть умерла. Что делать, делать что?!!!
И тогда министр совершил, наверное, самый идиотский поступок в своей жизни. Он поднял палочку, направил ее на мертвое тело Смерти и произнес:
- Ренервейт!
Комната вокруг Скримджера разразилась истерическим смехом. Смеялись занавески на окнах, ржавчина на старом гвозде с оборванной паутиной, и даже пыль на забытой кем-то коробке с выцветшими колдографиями.
Тело Джо Блэка дёрнулось - то ли от смеха, то ли под действием заклинания; из кармана джинсов вывалился блокнот, раскрылся на середине. Страницы были чисты.
Ворон сел на подоконник и внятно сказал: "То, что мертво, умереть не может. Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде".
Скримджер сполз на пол. У него тряслись руки.
"Куда ты влез, а? Куда ты влез?! Что ты делаешь?!" - орал внутренний голос.
"Но я так не могу оставить. Это же... неправильно. Неправильно."
Раньше... раньше были ритуалы. Уйти за мертвым... догнать душу, вернуть. Но это - душу. А здесь что догонять?..
Может, и не надо паниковать? Ну бросил оболочку - но ясно же, что она временная. Может, так и надо?.. Но ощущение было, что так - не надо. Что надо вернуть, как было.
То, что мертво, умереть не может... оно лишь восстает вновь.
Скримджер встал, цепляясь за стену, и, чувствуя себя, как в кошмарном сне, снова поднял палочку.
- Авада кедавра, - прошептал он, и шепот отразился, оглушая его, от стен, и потолка, и окон, и от самого воздуха.
Зелёный луч смёл с кровати бессмысленный труп; трупная зелень разлилась по стенам, хлынула по полу; слабый свет зимнего дня померк в окне, и комнату накрыла мгла.
Невидимые ледяные ладони легли Скримджеру на плечи, но никто не предложил ему хранить молчание - оно и так было повсюду, молчание бесконечное и предначальное, и бездна заглядывала Скримджеру в глаза - так долго, словно искала в их глубине другую бездну; до тех пор, пока министр не рухнул на колени, а потом ничком на пол. Серебряный силуэт остался стоять, а зыбкая фигура, соткавшаяся из темноты и молчания, продолжала держать ладони у него на плечах.
- Уходи, - прошелестела она наконец, и в этом усталом шелесте, и в повороте головы, и в том, как опустились руки, было что-то почти человеческое.
Пошатываясь, Джо Блэк стоял посреди комнаты и смотрел, как призрачный Скримджер шагнул к собственному безжизненному телу.
- Пррридуррки! - хрипло каркнул на подоконнике взъерошенный Ворон.
Смерть подобрал с пола блокнот, пропустил между пальцами страницы - надписи на них восстановились.
Кликнул птицу. Ворон нехотя спланировал ему на запястье.
- Начитанный ты наш, - насмешливо сказал Смерть. - А я почти собрался воплотиться в тебя, между прочим, когда этот ненормальный...
- Неноррмальный! - перебив, согласился Ворон, и Смерть не стал договаривать фразу.
Он вышел из спальни и закрыл дверь. Он знал, что эта комната уже никогда не будет такой, как была, и никто никогда больше не увидит там хороших снов.
Скримджер не помнил, как он выбрался из комнаты. Он пришел в себя на площадке лестницы. Он сидел на полу, прижавшись к перилам, его колотило, у него тряслись руки, во рту стоял привкус пепла, а лицо было совершенно мокрым, и спина была мокрой тоже.
"Хорошо еще подштанники сухие", - съерничал внутренний голос, и Скримджер тихо засмеялся.
То, что творилось у него в голове и в душе, словами не выражалось. Нету таких слов у людей. Поэтому Скримджер начинал было говорить себе - "Я...", или "Никто...", но закончить не мог, не знал как. По лицу, кажется, текли слезы - не от боли, не от ужаса, а просто... потому что там так холодно, а теперь... теперь вернулся в тепло.
Надо помнить.
Я видел.
Я был.
Я есть.
Ледяное зеленое молчание все еще оглушало его, хотя он слышал сквозь него звуки жизни - как кто-то ходит внизу, говорит что-то.
Я...
Надо встать. Надо двигаться. Я не там. Я здесь. Надо быть здесь. Он сказал уйти. Уйти - значит вернуться.
Он сказал. Он стоял. Он смотрел. Я сделал не так, но получилось так.
- У Смерти передо мной долг жизни, - проговорил Скримджер, закрыл лицо руками и рассмеялся взахлеб.
Этот человек тоже уже не будет таким, как был, - подумал Смерть, глядя на министра со спокойным интересом.
- Кажется, Скримджер, тебе не помешает рюмка мандрагоровки, - молвил он человеческим голосом. - Да и мне тоже, пожалуй.
Особенная тишина пустующих комнат – та, которая в обитаемых помещениях робко прячется по углам, - здесь была густой и осязаемой, хоть ложкой черпай. Смерть аккуратно прикрыл за собой дверь, подошел к застеленной кровати, вздымая с пола миниатюрные вихри и воронки тончайшей пыли, и лег поверх покрывала, вытянувшись во весь свой (немалый) рост. Паук, который как раз закончил натягивать сеть между столбиком кровати и вбитым в стену гвоздём, охренел от такого соседства и бросился наутёк. Смерть проводил его тусклым взглядом, а потом его глазные яблоки закатились, руки дернулись в короткой судороге и застыли вдоль тела, а челюсть расслабленно опустилась.
«Милый джентльмен», именовавший себя Джо Блэком, теперь мало чем отличался от мертвеца. Точнее, ничем не отличался. Сердце в грудной клетке было неподвижно, как осколок льда; и ни один, даже самый чувствительный прибор, не уловил бы электромагнитных волн внутри черепной коробки.
Да, внешняя оболочка, временное тело не нуждалось ни в отдыхе, ни в еде; но Смерть не учел одного: до сих пор ему ещё ни разу не приходилось оставаться в воплощенном состоянии так долго, не имея никакой подпитки. До сих пор он вообще об этом не думал, как не думает о пище дерево, прорастая корнями вглубь почвы; как не думает безмозглый зародыш внутри яйца, всасывая из окружающей его среды всё необходимое для жизни.
Смерть не жрал души, и тем более не пил из чашек кровь младенцев. Но всякий раз, когда он опускал ладонь на плечо объекта, душа, выходя наружу, отбрасывала слабый отсвет на всё вокруг, и Смерть непроизвольно впитывал это сияние, - оно подтверждало и поддерживало его бытие.
Теперь же, лишившись сил, он покинул тело «Джо Блэка» и стал тем, чем был на самом деле – то есть ничем. Не существом, а абстракцией, разлитой между атомов живой материи.
Под вечер ворон по имени Ворон влетел в приоткрытую створку окна, сел на грудь Блэка и хрипло сказал: «Зеррно! Зерррно! Снег…». Потом плюнул трижды через левое крыло, бросил говорить цитатами и негромко окликнул хозяина. Тот не отозвался. Ворон спрыгнул на кровать, потеребил холодную руку. Безвольные ладони Джо Блэка были как дохлые рыбы.
Ворон покачал головой – движение было совершенно не птичье – и вылетел за окно, мгновенно растворившись в заливших сад декабрьских сумерках.
===========
ДЕНЬ 6
Ворон метался над садом, выкрикивая поочередно слова «жопа», «вечность» и иногда почему-то «Смерть фашистским оккупантам». Такой паники он не испытывал даже тогда, когда его подруга (земля ей пухом) готовилась снести первое яйцо. Хотя, по-хорошему, паниковать было поздно: судя по всему, его новый хозяин каким-то непостижимым образом мёртв. В этом Ворону чудилась чудовищная логическая неувязка, возможно даже рекурсия, но думать об этом не было смысла. Надо было подумать о чем-то более полезном.
Будь его хозяин больной птицей, Ворон носил бы ему в клюве мелких рыбёшек, и мягких мышат. Что делать с больными людьми, он тоже более-менее представлял: видел, что их обыкновенно кормят с ложечки жидкой овсянкой и дают питьё из толстостенных керамических чашек, и заматывают им шею колючим шарфом, и пичкают лекарствами по часам, а если эти люди достаточно малы, им позволяют проситься на ручки и даже садиться на голову…
Но Джо Блэк не был ни больной птицей, ни даже больным человеком, а кем он был – Ворон сформулировать не умел. И потому летал над садом кругами, и вместо слова «жопа» у него то и дело получалось «вечность».
Скримджер вдруг понял, что давно не видел... Джо Блэка не видел давно. И птичка беспокоится...
"Не случилось ли с ним чего?" - обеспокоенно вякнул внутренний голос, и Скримджер еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Не случилось ли чего со Смертью, а то я что-то волнуюсь!
Тем не менее, он поднялся наверх и постучал в ту дверь, что вела в спальню, где разместили "мистера Блэка". Ответа не было. И на негромкий оклик - тоже. Поэтому, поколебавшись, Скримджер толкнул дверь. Она оказалась не заперта.
Такого ощущения Скримджер не испытывал никогда. В одну секунду он понял те чувства, что обуревали ворона.
Он умер. Он умереть не может. Но вот он, мертвый. Копец. Смерть умерла. Что делать, делать что?!!!
И тогда министр совершил, наверное, самый идиотский поступок в своей жизни. Он поднял палочку, направил ее на мертвое тело Смерти и произнес:
- Ренервейт!
Комната вокруг Скримджера разразилась истерическим смехом. Смеялись занавески на окнах, ржавчина на старом гвозде с оборванной паутиной, и даже пыль на забытой кем-то коробке с выцветшими колдографиями.
Тело Джо Блэка дёрнулось - то ли от смеха, то ли под действием заклинания; из кармана джинсов вывалился блокнот, раскрылся на середине. Страницы были чисты.
Ворон сел на подоконник и внятно сказал: "То, что мертво, умереть не может. Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде".
Скримджер сполз на пол. У него тряслись руки.
"Куда ты влез, а? Куда ты влез?! Что ты делаешь?!" - орал внутренний голос.
"Но я так не могу оставить. Это же... неправильно. Неправильно."
Раньше... раньше были ритуалы. Уйти за мертвым... догнать душу, вернуть. Но это - душу. А здесь что догонять?..
Может, и не надо паниковать? Ну бросил оболочку - но ясно же, что она временная. Может, так и надо?.. Но ощущение было, что так - не надо. Что надо вернуть, как было.
То, что мертво, умереть не может... оно лишь восстает вновь.
Скримджер встал, цепляясь за стену, и, чувствуя себя, как в кошмарном сне, снова поднял палочку.
- Авада кедавра, - прошептал он, и шепот отразился, оглушая его, от стен, и потолка, и окон, и от самого воздуха.
Зелёный луч смёл с кровати бессмысленный труп; трупная зелень разлилась по стенам, хлынула по полу; слабый свет зимнего дня померк в окне, и комнату накрыла мгла.
Невидимые ледяные ладони легли Скримджеру на плечи, но никто не предложил ему хранить молчание - оно и так было повсюду, молчание бесконечное и предначальное, и бездна заглядывала Скримджеру в глаза - так долго, словно искала в их глубине другую бездну; до тех пор, пока министр не рухнул на колени, а потом ничком на пол. Серебряный силуэт остался стоять, а зыбкая фигура, соткавшаяся из темноты и молчания, продолжала держать ладони у него на плечах.
- Уходи, - прошелестела она наконец, и в этом усталом шелесте, и в повороте головы, и в том, как опустились руки, было что-то почти человеческое.
Пошатываясь, Джо Блэк стоял посреди комнаты и смотрел, как призрачный Скримджер шагнул к собственному безжизненному телу.
- Пррридуррки! - хрипло каркнул на подоконнике взъерошенный Ворон.
Смерть подобрал с пола блокнот, пропустил между пальцами страницы - надписи на них восстановились.
Кликнул птицу. Ворон нехотя спланировал ему на запястье.
- Начитанный ты наш, - насмешливо сказал Смерть. - А я почти собрался воплотиться в тебя, между прочим, когда этот ненормальный...
- Неноррмальный! - перебив, согласился Ворон, и Смерть не стал договаривать фразу.
Он вышел из спальни и закрыл дверь. Он знал, что эта комната уже никогда не будет такой, как была, и никто никогда больше не увидит там хороших снов.
Скримджер не помнил, как он выбрался из комнаты. Он пришел в себя на площадке лестницы. Он сидел на полу, прижавшись к перилам, его колотило, у него тряслись руки, во рту стоял привкус пепла, а лицо было совершенно мокрым, и спина была мокрой тоже.
"Хорошо еще подштанники сухие", - съерничал внутренний голос, и Скримджер тихо засмеялся.
То, что творилось у него в голове и в душе, словами не выражалось. Нету таких слов у людей. Поэтому Скримджер начинал было говорить себе - "Я...", или "Никто...", но закончить не мог, не знал как. По лицу, кажется, текли слезы - не от боли, не от ужаса, а просто... потому что там так холодно, а теперь... теперь вернулся в тепло.
Надо помнить.
Я видел.
Я был.
Я есть.
Ледяное зеленое молчание все еще оглушало его, хотя он слышал сквозь него звуки жизни - как кто-то ходит внизу, говорит что-то.
Я...
Надо встать. Надо двигаться. Я не там. Я здесь. Надо быть здесь. Он сказал уйти. Уйти - значит вернуться.
Он сказал. Он стоял. Он смотрел. Я сделал не так, но получилось так.
- У Смерти передо мной долг жизни, - проговорил Скримджер, закрыл лицо руками и рассмеялся взахлеб.
Этот человек тоже уже не будет таким, как был, - подумал Смерть, глядя на министра со спокойным интересом.
- Кажется, Скримджер, тебе не помешает рюмка мандрагоровки, - молвил он человеческим голосом. - Да и мне тоже, пожалуй.
Скримджер поднял голову.
- Думаете, поможет? - хрипло спросил он и улыбнулся.
- Думаете, поможет? - хрипло спросил он и улыбнулся.
- Думаю, нет, - хмыкнул Джо Блэк. - Но ты же не собираешься сидеть тут всю оставшуюся жизнь?
- Нет, - покачал головой Скримджер. Потом снова улыбнулся и сказал: - Ладно. Давайте пить мандрагоровку.
Он поднялся, цепляясь за перила. Его слегка шатало.
Он поднялся, цепляясь за перила. Его слегка шатало.
/.../
Он налил две рюмки и одну протянул Джо Блэку.
На языке у Смерти крутился вопрос - "Зачем?" (и касался он, конечно, отнюдь не мандрагоровки). Но он не стал задавать его здесь и сейчас, и знал, что вряд ли задаст потом. Поэтому он молча опрокинул рюмку налил себе ещё одну.
Скримджер выпил залпом стопку мандрагоровки, поморщился.
Он знал одного человека, у которого от мандрагоровки начался бред и навязчивые состояния. Он накалывал пряники на вилки, заворачивал в газеты грибы и рассеивал со второго этажа странички из словаря. Потом он перешел к темной магии, и тогда уже пришлось вмешаться аврорату.
Сейчас это казалось очень далеким.
Он знал одного человека, у которого от мандрагоровки начался бред и навязчивые состояния. Он накалывал пряники на вилки, заворачивал в газеты грибы и рассеивал со второго этажа странички из словаря. Потом он перешел к темной магии, и тогда уже пришлось вмешаться аврорату.
Сейчас это казалось очень далеким.
Смерть не глядя пододвинул Скримджеру тарелку с какой-то едой. Пусть закусывает!
Скримджер закусил.
/.../
Смерть ещё немного послушал все эти странные разговоры и убедился, что ничего не понимает в людях. Не понимает их мотивов, их обоснований - и их поступков, в конце концов.
В конце концов, ему и не положено их понимать.
Он налил себе ещё рюмку мандрагоровки, проглотил залпом - не то чтобы он рассчитывал, что это поможет, но...
Так или иначе, всё решится сегодня. И какая разница - иначе или так?
Он поставил рюмку на стол и вышел из дому. Под ноги подвернулось что-то мягкое, полускрытое под снегом. Он пнул его - оказалось, что это была дохлая чуйка.
Должно быть, Молли выкинула.
Отойдя к старой, ветвистой яблоне в дальнем конце сада, Смерть обхватил себя руками за плечи и уставился в темноту.
В конце концов, ему и не положено их понимать.
Он налил себе ещё рюмку мандрагоровки, проглотил залпом - не то чтобы он рассчитывал, что это поможет, но...
Так или иначе, всё решится сегодня. И какая разница - иначе или так?
Он поставил рюмку на стол и вышел из дому. Под ноги подвернулось что-то мягкое, полускрытое под снегом. Он пнул его - оказалось, что это была дохлая чуйка.
Должно быть, Молли выкинула.Отойдя к старой, ветвистой яблоне в дальнем конце сада, Смерть обхватил себя руками за плечи и уставился в темноту.
/.../
Скримджер вышел на крыльцо. Холод успокаивал - это был живой холод, теплый холод, он пах снегом и прошлогодней травой, и дышать этим воздухом было... это было как счастье.
Смерть стоял под деревом. Скримджер хотел подойти к нему, но не решился. И так уж сегодня...
Смерть стоял под деревом. Скримджер хотел подойти к нему, но не решился. И так уж сегодня...
Неожиданно из-под сугроба за яблоней выбрался канареечник. Он по-прежнему водил за ручки свой "детский сад". К синичке и гному теперь добавилось что-то бесформенное и довольно жалкое на вид. Смерть не сразу догадался, что это.
- Чья-то чуйка сдохла, - пояснил сквозь зубы канареечник. - А ты что-то разошелся там, коллега. Я уж думал, скоро до дохлого обоснуя дойдет.
- Обоснуй - живучий зверь, - безразлично пожал плечами Смерть.
- В Отделе тебя за всё это по головке не погладят, - пообещал канареечник.
- А ты надеешься вылезти на моё место, да? Надоело с синичками возиться? - бросил Смерть. - Ну тогда вперёд, пиши отчет прямо сейчас - и оставь меня в покое.
Смерть круто развернулся, сделал несколько шагов к дому и наткнулся на Скримджера.
- Опять ты? - неприязненно сказал он. - А на первый взгляд не похож на человека, который ищет смерти.
- Чья-то чуйка сдохла, - пояснил сквозь зубы канареечник. - А ты что-то разошелся там, коллега. Я уж думал, скоро до дохлого обоснуя дойдет.
- Обоснуй - живучий зверь, - безразлично пожал плечами Смерть.
- В Отделе тебя за всё это по головке не погладят, - пообещал канареечник.
- А ты надеешься вылезти на моё место, да? Надоело с синичками возиться? - бросил Смерть. - Ну тогда вперёд, пиши отчет прямо сейчас - и оставь меня в покое.
Смерть круто развернулся, сделал несколько шагов к дому и наткнулся на Скримджера.
- Опять ты? - неприязненно сказал он. - А на первый взгляд не похож на человека, который ищет смерти.
- Я... я просто вышел, я не за вами, сам, - сказал Скримджер. - Просто подышать.
- Ну подыши, подыши.
Скримджер стоял прямо перед Смертью, и тот невольно прикидывал его шансы надышаться.
Скримджер стоял прямо перед Смертью, и тот невольно прикидывал его шансы надышаться.
/.../
Смерть расслабленно сидел в кресле, нюхал мандрагоровку и разглядывал всех гостей миссис Уизли. Ну вот, сегодня всё решится. С этой их Снегурочкой и непробиваемой магией.
И тогда, наверное, он получит ответ на вопрос, какого хрена он сам тут забыл.
Лица были выразительные: оживленные и напряженные. Ожидающие.
Вот Скримджер, лидер нации хренов.
Незаданный вопрос - "Зачем?" - снова вызвал смутное беспокойство, и Смерть поспешил отвести взгляд от сурового лица министра.
Вот Хагрид. Смерть надеялся, что ворон достойно справился с поручением и донес до упрямого полувеликана хоть какое-то понятие об осторожности...
Вот Мунго и Бидль -один серый другой белый два весёлых старца. Им-то точно давно пора в путь-дорогу - но ни один, похоже, не торопится.
Вот Долиш... Смерть нахмурился, опустил глаза.
Вот предприимчивый мистер Флетчер. Интересно, чем он займется _там_? Но без дела не останется, это уж наверняка.
Вот молоденький хогвартский профессор, вот гостеприимная хозяйка и её негомонная внучка. Только бы не они, а, пожалуйста? - мысленно воззвал Смерть к тому, кто ведал Списками.
Вот дракончик, он не считается... если только Смерть ещё не разжаловали в канареечники...
И вот полтергейст - он не считается вообще.
Остальные спят. Лиц не видно.
Прав был маленький коллега. Никогда не надо знать заранее.
Смерть достал пейджер, сжал в кулаке. Отвернулся к окну...
И тогда, наверное, он получит ответ на вопрос, какого хрена он сам тут забыл.
Лица были выразительные: оживленные и напряженные. Ожидающие.
Вот Скримджер, лидер нации хренов.
Незаданный вопрос - "Зачем?" - снова вызвал смутное беспокойство, и Смерть поспешил отвести взгляд от сурового лица министра.Вот Хагрид. Смерть надеялся, что ворон достойно справился с поручением и донес до упрямого полувеликана хоть какое-то понятие об осторожности...
Вот Мунго и Бидль -
Вот Долиш... Смерть нахмурился, опустил глаза.
Вот предприимчивый мистер Флетчер. Интересно, чем он займется _там_? Но без дела не останется, это уж наверняка.
Вот молоденький хогвартский профессор, вот гостеприимная хозяйка и её негомонная внучка. Только бы не они, а, пожалуйста? - мысленно воззвал Смерть к тому, кто ведал Списками.
Вот дракончик, он не считается... если только Смерть ещё не разжаловали в канареечники...
И вот полтергейст - он не считается вообще.
Остальные спят. Лиц не видно.
Прав был маленький коллега. Никогда не надо знать заранее.
Смерть достал пейджер, сжал в кулаке. Отвернулся к окну...
Пейджер тихонько запищал. Смерть, не глядя, покрепче сжал кулак. Глупая коробочка заткнулась.
Не глядя ни на кого, Смерть вышел в прихожую, снял с гвоздя потертую кожанку, накинул на плечи. Шагнул за дверь.
Во дворе было тихо-тихо.
Маленький коллега и его подопечные ушли далеко вперед - цепочку следов за оградой уже засыпАл свежий снежок.
Смерть остановился под яблоней, щелкнул пальцами, подзывая Ворона.
- Вот так, да? - саркастически спросила птица.
Смерть молча пожал плечами.
- Влетит, - заметил Ворон. - Ты бы хоть подождал немного.
Смерть пожал плечами снова.
- Ну ты бы хоть посмотрел, кто!
Смерть высыпал в снег обломки пейджера и усмехнулся.
- Ладно, подождём, птичка.
Не глядя ни на кого, Смерть вышел в прихожую, снял с гвоздя потертую кожанку, накинул на плечи. Шагнул за дверь.
Во дворе было тихо-тихо.
Маленький коллега и его подопечные ушли далеко вперед - цепочку следов за оградой уже засыпАл свежий снежок.
Смерть остановился под яблоней, щелкнул пальцами, подзывая Ворона.
- Вот так, да? - саркастически спросила птица.
Смерть молча пожал плечами.
- Влетит, - заметил Ворон. - Ты бы хоть подождал немного.
Смерть пожал плечами снова.
- Ну ты бы хоть посмотрел, кто!
Смерть высыпал в снег обломки пейджера и усмехнулся.
- Ладно, подождём, птичка.
Несмотря на кутерьму в гостиной, Хагрид заметил, как Джо Блэк вышел за порог, а за ним вылетел и ворон. Он подошел к окну и, хотя не знал, обернутся ли они на Нору, поднял руку в прощальном жесте. Ушли. Что бы это значило? Чей-то уход откладывается? Кому-то дали второй шанс?
"А может, вернуться к разработке законопроекта о равноправии полулюдей и нелюдей и попробовать провести его через Визенгамот? Лобби мне в помощь, как выражается Малфой, да и, кто знает, вдруг еще найдется кто-то искренне понимающий. Но Сибилле надо купить огромный букет цветов, да. Хуже не будет", - подумал Хагрид и даже не удивился, чего это он так размяк.
"А может, вернуться к разработке законопроекта о равноправии полулюдей и нелюдей и попробовать провести его через Визенгамот? Лобби мне в помощь, как выражается Малфой, да и, кто знает, вдруг еще найдется кто-то искренне понимающий. Но Сибилле надо купить огромный букет цветов, да. Хуже не будет", - подумал Хагрид и даже не удивился, чего это он так размяк.
Скримджер потихоньку снял с крючка плащ и выскользнул на улицу. Дела не ждут.
Смерть обернулся, услышав похрустывание снега.
- Всё-таки ты, значит, - сказал он.
- Всё-таки ты, значит, - сказал он.
- Да что ж ты будешь делать, - сказал Скримджер досадливо. Потом пожал плечами. - Ладно, что уж теперь. Вляпался так вляпался... не убегать же от вас.
- Я не знал, что это будешь ты, - сказал, виновато улыбнувшись, Смерть. - Ждал, кто из вас выйдет вслед за мной. Не хотел портить остальным праздник. Ну, действительно, что уж теперь. Пойдём. Думаю, нас простят, если мы немного опоздаем. 
Предлагаю посетить одно любопытное место, там подают чистейший асфодельный спирт и яблочки с самого Авалона. А под это дело я всё-таки задам тебе пару вопросов... Не возражаешь?
Смерть усмехнулся и самым фамильярным образом обнял Скримджера за плечи.
Предлагаю посетить одно любопытное место, там подают чистейший асфодельный спирт и яблочки с самого Авалона. А под это дело я всё-таки задам тебе пару вопросов... Не возражаешь?Смерть усмехнулся и самым фамильярным образом обнял Скримджера за плечи.
- Не возражаю, - улыбнулся Скримджер. - Никогда не пил асфодельный спирт.
И они двинулись прочь, и следы их на снегу становились все менее и менее различимы...
И они двинулись прочь, и следы их на снегу становились все менее и менее различимы...
Комментариев нет:
Отправить комментарий